Мой самый быстрый автостоп
С острова Киш я доплыл на пароме до Бенде́ р Чарак, а затем продолжил путь в Бенде́ р Аббас, где решил остановиться на несколько дней у своего друга Даниеля. В день отъезда его отец предложил отвезти меня на трассу в 30 километрах от города, откуда легко было уехать в Бам («Бам» на фарси произносится с долгой гласной «а»). На прощание мы крепко обнялись и пожелали друг другу здоровья и счастья. Я прошел несколько метров вперед по дороге и машинально махнул рукой проезжавшей машине, которая сразу остановилась.
- Ма́ н микха́ м бэ Баа́ м бэра́ м, маджо́ ни. Ма́ н пу́ ле ка́ фи надора́ м. (Я хочу поехать в Бам, бесплатно, у меня недостаточно денег).
Водитель кивнул и пригласил в машину, сказал, что едет в какой-то город в 150 км от Бенде́ ра. Так произошёл мой самый быстрый за всю поездку автостоп. Всю дорогу водитель увлеченно беседовал и рассматривал мои фотографии, а по приезду почему-то попросил оплатить проезд, несмотря на мою изначальную просьбу подвезти бесплатно.
- Ма́ н пу́ ль надора́ м (денег нет), - уверенно произнёс я.
- Пу́ ль, пу́ ль, - настаивал водитель, показывая жест пальцами, как если мы пересчитываем купюры.
Но я был твёрд в намерении не платить. Тогда иранец вдруг улыбнулся, похлопал меня по плечу и пожелал удачно доехать. По резкой смене его настроения, я подумал о том, что он с самого начала рассчитывал на «тааро́ ф», когда из вежливости не мог отказаться подвезти меня бесплатно, но совсем не предполагал, что я действительно не собирался платить. Сообразив, что я иностранец и мог не знать об этих правилах, водитель принялся помогать и объяснять мне дорогу.
Следуя его совету, сначала нужно было заехать в Керма́ н (500 км), а затем в Бам (200 км). Я знал о том, что из Бенде́ р Абба́ са есть прямая дорога в Бам, на выезд к которой меня должен был привезти отец Дание́ ля, и, конечно, не понимал, зачем нужно было делать крюк в 300 км. Однако иранец на мои возражения цокал и повторял: «Керма́ н». К тому времени я уже пользовался GPS навигатором и «Яндекс-Картами», однако в этой программе были обозначены только основные магистрали, а моей дороги на карте не было, поэтому я не знал, по какому маршруту мы ехали. Всё стало понятно, когда мне показали бумажную карту, оказалось, что я выехал из Бенде́ ра не по той дороге. После этого случая я скачал «Гугл-Карты», которые оказались более подробными и детализированными, и продолжал пользоваться ими на протяжении всего своего путешествия.
Сменив несколько машин, я приехал в Керма́ н только в девять вечера. Поскольку это был следующий город, который я хотел посетить, то у меня уже были телефоны знакомых, у которых я планировал остановиться. Но к моему разочарованию те, до кого я смог дозвониться, уехали за город и не могли пригласить меня. Тогда я позвонил в Бам своему другу Али́ и подтвердил, что постараюсь уехать на любом автобусе сегодня ночью. Я стал спрашивать таксистов, как добраться до терминала, и стоявший рядом иранец с другом предложили довезти меня до терминала на своей машине.
- Ча́ нд пуль мишэ́ ? (сколько денег стоит? ), - уточнил я.
- Маджо́ ни, маджо́ ни (бесплатно), - замахали руками они.
Оказавшись в машине, я объяснил, что в первый раз приехал в Керман и направляюсь в Бам. Мы быстро доехали до терминала, где нашли нужный автобус, который отходил через пять минут в сторону Иранша́ хр через Бам. Кассы были закрыты, и билет нужно было покупать в автобусе. Мои новые знакомые помогли поторговаться с водителем, и в итоге я получил билет за $2 вместо $3.5.
Тем временем мне позвонил Али́ из Ба́ ма и рассказал, что сегодня в городе проходит фестиваль фиников, на котором представлены финики и ратта́ б со всех провинций Ирана – Керманша́ ха, Буши́ ра, Бенде́ р Абба́ са, Керма́ на. Данное мероприятие проходит ежегодно в конце иранского лета, в последний день месяца Шахрива́ р (22 сентября). К сожалению, мне так и не удалось на него попасть, так как мой автобус приехал в Бам только в половине первого ночи.
Крепость Бам и то, что от неё осталось
Мой знакомый Али́ учился в университете в Баме и получил разрешение пригласить меня переночевать в студенческое общежитие, он много расспрашивал о путешествиях и в конце сказал, что в Иране автостопа не существует, по крайней мере, для иранцев. «Зато если я вижу пикап, то всегда стараюсь его остановить и сесть в кузов, за это водители не берут деньги, зная, что я студент», - сказал Али и тут же продемонстрировал свое умение останавливать машины. Он выбежал перед пикапом на середину дороги, усиленно жестикулируя и показывая, что хочет сесть в кузов. Если бы я был за рулём, то огрел бы такого автостопщика чем-нибудь тяжёлым за столь принудительную остановку, но водитель пикапа только улыбнулся и показал запрыгивать в кузов.
Так мы начали обзорную экскурсию по городу. Бам сильно пострадал от землетрясения в 2003 году, когда погибло более тридцати тысяч человек и уничтожено до 80% всех зданий. Такие катастрофические разрушения были вызваны тем, что город состоял в основном из глинобитных домов, которые возводились без соблюдения правил постройки домов на сейсмоактивных территориях. После землетрясения дома в Баме стали строить «правильно» - сначала устанавливается металлический каркас, а затем пространство заполняется блоками. От этого новые постройки становятся более безопасными, хотя и очень похожими друг на друга. Во дворе, как правило, разбивают сад с финиковыми деревьями.
В городе находится крепость Бам (Арг э Бам), которая всегда считалась жемчужиной Ирана, и к тому же она является крупнейшей в мире глинобитной постройкой. Крепость была построена в VI-IV вв. д. н. э. на месте шёлкового пути и основательно разрушена землетрясением 2003 года. С тех пор она постепенно восстанавливается специалистами. Уровень разрушений можно оценить на сайте международного центра по реконструкции после землетрясений (http://www. earth-aur...bam_iran_en. php). Говорят, что работы продвигаются медленно из-за того, что все сооружения стараются реконструировать по старым технологиям. Мне также много раз говорили, что реставрация крепости имеет для жителей Бама особое значение, её восстановление является символом непоколебимости и веры в себя, надежды на будущее для тех, кто все потерял после катастрофы, по крайней мере, я слышал такое объяснение от разных людей.
Вход в крепость был бесплатным, но человек в будочке аккуратно записал мою фамилию и, что было для него даже более важно, страну, откуда я приехал. Перед комплексом висели транспаранты ЮНЕСКО с фотографиями разрушений и проектами готовящихся реставрационных работ. Крепость Бам и её культурный ландшафт занесли в число памятников Всемирного наследия только после землетрясения.
До катастрофы многие здания вокруг цитадели и так лежали в руинах, теперь же были полностью разрушены сохранившиеся до этого главные здания: базар, бараки, гимназия, конюшни, дом Сарджук, чайный дом. И, конечно, больше всего пострадала Цитадель, представляющаяся как целостная структуру и формирующая тот самый образ крепости Бам, который мы до сих пор часто видим на рекламных фотографиях иранских туристических агентств.
На территории «Арг э Бам» не было навесов, и мы провели несколько часов под палящим солнцем, прогулялись мимо полуразрушенных зданий, укрепленных сваями, оценили ход реставрационных работ и вскарабкались на то, что осталось от смотровой башни, откуда открывался хороший вид на город.
И только финики вечны
Стоя у самой высокой точки цитадели, где когда-то была смотровая башня, я осматривал разрушенные здания и знаменитые финиковые сады Бама. Они не пострадали от землетрясения и так же, как и много лет назад, простирались на десятки километров вокруг города.
Мы вышли из «Арг э Бам» и зашли в один из садов, который даже не был огорожен забором. Среди деревьев мы быстро отыскали хозяина с детьми. Чтобы собрать урожай, он залезал на дерево и тряс вязанки с финиками, в это время дети на весу держали ткань, чтобы собирать в неё падающие плоды. Я поднял финик и спросил: «Кхорма́ э кху́ б э? » (хороший финик? ). Владелец сада спустился с дерева, угостил меня горстью фиников и попросил Али перевести:
- Он говорит, что это хороший финик, но не самого лучшего качества, такой урожай нельзя отправлять на экспорт. Завтра с утра он поедет собирать финики лучшего качества в свой сад за городом и приглашает нас с собой.
На следующее утро мы проснулись очень поздно и решили добраться до финиковых садов самостоятельно. Расспросив местных жителей, мы пришли к выводу, что лучше всего ехать в город Барава́ т, который находится в нескольких километрах от Бама. С самого начала я решил ехать автостопом, и этим самым заставил Али и его друга сильно нервничать. «Мы иранцы, нас не повезут бесплатно», - повторяли они, однако вопреки их стереотипам, я легко убедил водителя подвезти нас троих до соседнего города, откуда до садов мы доехали такси.
- Чегха́ др мише́ ? (сколько стоит), - спросил я у таксиста цену за проезд.
- Гха́ бели нада́ р э (ничего не стоит), - ответил таксист.
- Это та́ ароф, - объяснил мне Али, - Он говорит, что платить не нужно, но на самом деле делает это из вежливости, и, конечно, ожидает оплаты за проезд.
Впрочем, сумма оказалась символической, всего пятьсот тома́ нов с каждого.
«Ба́ гх э хорма́ (финиковый сад)», - сказал таксист и остановил машину. Мы вышли на улицу с множеством переулков, где за высокими глиняными заборами росли финиковые пальмы. Входная дверь в ближайший сад была открыта, и мы зашли внутрь, оказавшись в тени густых крон высоких пальм, с каждой из которых свисали снопы фиников, по соседству росли апельсины, и хотя они были ещё зеленые, но уже сладкие и съедобные. Нас встретил хозяин сада, молодой человек в широких штанах, какие носят в Пакистане.
Я рассказал, что приехал в Бам ради фиников и очень хотел залезть на пальму. В ответ хозяин продемонстрировал своё мастерством лазания по дереву – тут же залез на высокую пальму, на самые её ветки, и стал прыгать и трясти её, так что на нас дождем посыпались финики. После чего он спустился и помог собрать плоды, а также объяснил, как отличать их по качеству:
- У самых лучших фиников кожура должна находиться очень близко к мякоти и быть такой тонкой, чтобы ты даже её не почувствовал, такие финики мы отправляем на экспорт.
Чтобы самостоятельно залезть на пальму, новички должны пользоваться верёвкой в качестве страховки, опоясываясь ею вокруг дерева, чтобы не сорваться и не упасть. Иранец заметил, что веревки у него не было, так как он уже давно лазает по деревьям, поэтому и мне пришлось быть без страховки. Для тренировки я сначала попробовал залезть на невысокие деревья, это оказалось совсем не сложно - по краям на стволе пальмы были большие выступы, на которые легко можно становиться ногами, руками нужно было лишь придерживаться. Перед уходом я залез на трёхметровое дерево, сделал несколько фотографий, сорвал горсть фиников и там же их съел. В тот раз от финикового обжорства меня спасла сильная жажда – двухлитровая бутылка воды, которую я взял с собой, уже закончилась, а съесть много фиников всухомятку было крайне сложно, поэтому мы вернулись домой.
Но как только я оказался на базаре, то сразу купил себе пачку фиников, на которой заглавными буквами было написано: «кхорма́ йе Бам, экспорт» (финики из Бама, экспорт). Маленькие полукилограммовые пачки стоят около $3, плоды в них аккуратно выложены в ряд, не раздавлены и всегда свежие, так как их хранят в холодильниках. Финики также можно купить в металлических и пластиковых ведрах и бочонках, где они будут спрессованы в виде пасты, но зато цена будет в несколько раз дешевле, а также на развес за $2-4/кг. Также на рынке продавались продукты, приготовленные из фиников: масло, мёд, мармелад, сироп и соус. Кроме самих фиников можно купить «ратта́ б» - недозревшие финики. На вкус это твёрдые и немного вяжущие плоды, имеющие цвет от жёлтого до ярко красного. Их также кушают как самостоятельно блюдо с молоком или йогуртом. Очень эффектно смотрится покупка в виде большой ветки с гроздьями ратта́ ба.
Справка. Различают четыре стадии созревания фиников (названия заимствованы из арабского): кимри (неспелые), кхлал (размер как у созревшего финика, по вкусу хрустящий), рутаб (спелый, мягкий), тамр (собранный и высушенный на солнце). В исламский странах традиционно после захода солнца в Рамазан первым блюдом подают финики с йогуртом или молоком.
В Баме, провинции Кермана в Иране, выращивают сорт «Мозафати» или «Финики из Бама», такие финики имеют хороший вкус и могут долго храниться (до двух лет при температуре -5С). Финики составляют 10% всего урожая в Иране, около трети из них экспортируется.
Почем опиум для народа
В девять часов вечера мы пришли в студенческое общежитие. В связи с тем, что его собирались ремонтировать, все студенты уже выехали, и газ был отключен, приготовить ужин нам не удалось. Перекусив консервами, я предложил своему другу Фарха́ ду прогуляться и купить что-нибудь на десерт.
- Но сейчас уже поздно и магазины закрыты, - возразил он.
- Нам не нужны никакие магазины и кафе - мы же в Баме! - радостно ответил я, - Пойдем в парк и нарвём там фиников!
Мы вышли на улицу и минут через пятнадцать дошли до какой-то площади с финиковыми пальмами. Я осмотрел их и заметил, что почти все финики на них уже были съедены. Нужно было либо идти дальше либо постараться залезть повыше, куда другие прохожие не смогли дотянуться. Мне захотелось срезать ветку с оставшимися финиками, чтобы принести её домой, поэтому мы подошли к магазину, который уже закрывался, и выпросили у хозяина нож. Тогда я залез на пальму и попытался обрезать ветку с финиками, мой друг Фарха́ д стоял рядом и с любопытством наблюдал за мной. Он давно жил здесь и привык к тому, что финики растут на главной площади города, но таких финиколюбивых туристов как я, он видел впервые.
- Аз коджа ст? (откуда он), – услышал я голос.
- Аз беларусь э, - ответил Фарха́ д и обратился ко мне, - Прохожий спрашивает, почему ты здесь кушаешь финики, они уже высохли и не вкусные.
Я понял, что какой-то иранец заметил меня и подошёл, чтобы познакомиться, но поскольку к этому времени я высоко залез на пальму, то был очень занят - одной рукой держась за дерево, другой я старался набрать финики в пакет.
- Для нас здесь почти не осталось фиников, - крикнул я с дерева, - Пальмы очень низкие, и люди уже выбрали всё самое вкусное. Скажи ему, что я занят и не могу спуститься, чтобы с ним познакомиться. Я есть хочу! Ман гороснэ ам! (я голоден).
- Прохожий говорит, что приглашает нас к себе домой, у него в саду растут вкусные финики, - перевёл Фарха́ д.
Я спрыгнул с дерева, передо мной стоял молодой человек в белой одежде и широких брюках, его звали Оми́ д. Мы пошли за ним и через несколько минут оказались у него дома. За высоким забором стоял большой одноэтажный особняк, а в саду росли финиковые пальмы.
Наш новый знакомый быстро сходил в дом и вскоре вернулся с чайником и лепешками, в то время как мы расположились на ковре во дворе. Забрав мой пакет с финиками, которые я нарвал на площади, Оми́ д вытряс их на землю и сказал: «Ин кхорма кхуб нист» (это плохие финики), затем залез на пальму рядом с домом и стал собирать для нас финики. Вернувшись, он предложил нам целый пакет вкуснейших плодов с горячим чаем.
- Я продал один из своих финиковых садов и купил этот дом, - сказал Оми́ д, - так как хорошо знал его хозяина, он посадил эти пальмы около двадцати лет назад.
«Сабр кони́ д! » (подождите), - вдруг добавил он и снова ушел домой, а когда вернулся, то держал в руках массивную бронзовую тарелку, на которой дымились угли. Это была посуда сложной ручной работы, украшенная множеством ножек в виде быков, стоящих двумя копытами на земле и тянущихся вверх головами, рога и профиль которых напоминали памятники Персеполя. «Раз уж появились угли, значит, будем курить кальян», - подумал я и переспросил: «Гхалью́ н? (кальян)».
- На! (нет), – ответил хозяин, достав из ткани брусок тёмно-коричневого цвета. Он также принёс предмет странной формы, один конец которого выглядел как большой бронзовый шар, а другой заканчивался длинной трубкой, через которую можно было дышать и также использовать её как ручку. Мой друг Фарха́ д с неудовольствием наблюдал за его действиями.
- Алекс, это не кальян, это вафу́ р - трубка, чтобы курить «тарья́ к». Я не знаю, как это перевести на английский.
- Это натуральное? Его можно курить? – спросил я.
- Да, это натуральное, его собирают с растений. Только не кури это, «тарья́ к» - очень плохая штука, это наркотик.
Следуя советам Фарха́ да, я решил не курить, а просто поддерживать беседу, наслаждаясь чаем и финиками.
- Видишь маленькое отверстие на вафу́ ре? – иранец показал на тонкое, как иголка, отверстие на бронзовом шаре трубки, - Тарья́ к нельзя нагревать на открытом огне, поэтому я сначала кладу вафу́ р в угли, нагреваю его, и только затем курю.
Специальными ножницами он отделил от коричневой массы небольшой липкий кусочек и приложил его к отверстию на бронзовом шаре. Затем щипцами взял кусок угля, поднёс его на небольшое расстояние от вафу́ ра и несколько раз выдохнул через трубку, таким образом, чтобы воздух, выходящий из отверстия, попадал на уголь, раскаляя его докрасна. От жары коричневое вещество вокруг отверстия стало плавиться и капать внутрь трубки, тогда Оми́ д сделал несколько глубоких вдохов и выдохнул белый как пар дым.
- Один мескаль (мера в 4.6 гр. ) в Иране стоит $4, а в Афганистане и Пакистане – $2, - задумчиво произнёс он.
- А сколько это весит? – спросил я, показывая на брусок.
Оми́ д пожал плечами и куда-то ушел. На некоторое время мы остались одни, и теперь я жалел, что не взял с собой фотоаппарат - мне очень хотелось сфотографировать тарелку для углей и вафу́ р. Хозяин вернулся с электронными весами и, положив на них коричневый брусок, показал, что его вес был около полукилограмма. Я подумал, что всё-таки, не стоило бы ничего фотографировать: специальные ножницы и щипцы, горящие угли, вафу́ р, тарья́ к и весы – всё это было слишком опасно, чтобы хранить такие фотографии у себя и не бояться получить из-за них проблемы. Иранец несколько раз затягивался и курил, а затем продолжал беседу на фарси, его речь переводил мой знакомый.
- Я несколько раз ездил в Афганистан без документов, одевал одежду, которую носят местные жители, учил местный язык и даже отрастил бороду, чтобы не привлекать внимание и привезти тарья́ к в Иран.
- Я тоже хочу поехать в Афганистан, - ответил я, - но боюсь, что там небезопасно для туристов. Может, мне тоже нужно отрастить бороду и как-то по-особенному одеться, чтобы не выглядеть иностранцем?
- Неважно, как ты будешь одет и отрастишь ли бороду, по цвету твоей кожи всегда можно определить, что ты не местный, - сказал иранец, разобрал трубку и вытряс оттуда чёрные угольки, - это тоже тарьяк, и его можно курить, но он намного крепче, чем натуральный, и стоит около $5.
- Ничего себе, получается, что можно купить за $4, выкурить и продать за $5?
- Всё правильно, только им пользуются самые заядлые курильщики, на которых обычный тарья́ к уже не действует. Я его не курю, но собираю и потом продаю. Некоторые растворяют тарьяк в чае и пьют, но от этого может стать плохо, поэтому я так не делаю.
Мы стали разговаривать про Бам и его жителей, и, конечно, я не мог не задать вопрос о том, как произошло землетрясение. Первым ответил мой друг Фарха́ д:
- Землетрясения случилось рано утром, когда все спали. У меня погиб брат и вся его семья, в его доме обвалилась крыша. Многие дома оказались разрушенными именно потому, что были сделаны из глины и соломы и не укреплены железными конструкциями, как это делают сейчас. Другой мой брат с семьей остались живы, потому что накануне он чувствовал небольшие толчки под землей, и предложил в ту ночь всем спать на улице. Мы были в Тегеране, когда узнали об этой ужасной катастрофе по новостям, и сразу же бросились звонить в Бам, но телефоны не работали, тогда мы сели в машину и поехали, но дороги уже были перекрыты. Правительство объявило, что из-за того, что многие ехали к родственникам на собственных машинах, по дорогам из-за заторов долгое время не могли даже проехать машины Красного Креста с водой и продовольствием. Поэтому мы приехали в Бам намного позже и застали у нашего разрушенного дома жену брата, которая не переставала плакать. Она сказала, что брат жив, но ушёл помогать соседям. От того, что творилось вокруг, мы сами испытали сильный шок и долго не могли ей поверить, а мама всё время продолжала рыдать и спрашивать: «Где мой сын, скажи, где он? ». И так продолжалось, пока брат не вернулся, он помогал в это время соседям. Это было ужасно. Тела сотнями складывали прямо на улице вдоль дороги в ряды, я никогда не забуду этого ужасного зрелища. Многие люди в Баме после землетрясения лишились всего: своего дома, своих семей, своих родных и близких…
По официальным данным разрушительное землетрясение за один день унесло жизни более 26 тысяч горожан, видимо, тогда именно тогда многие пристрастились к наркотикам.
- Ваши родственники также пострадали во время землетрясения? – обратился я к иранцу.
- Зэлзэ́ ле? (землетрясение), - задумчиво переспросил Оми́ д, - бравада́ рам, кхаха́ рам… зия́ д… (брат, сестра, много…), - и снова погрузился в свои мысли, а потом стал о чем-то рассказывать. Фарха́ д перестал переводить и сказал:
- Сейчас он что-то говорит, но иногда я перестаю его понимать, наверное, это тарьяк действует. Он очень плохой человек, говорит, что нелегально привозил тарьяк в Иран, и что если я хочу купить, то могу к нему обращаться. Ты не знаешь, насколько тарьяк опасен, а я видел это собственными глазами. Мой брат из-за этого стал наркоманом, он долго никому ничего не рассказывал, а мы и не подозревали. Потом он стал выносить из дома деньги, ценности и вещи, чтобы продать их и купить еще тарьяк, от него ушла жена. Мы нашли для него врача, но было уже очень поздно, нам так и не удалось его полностью вылечить. Пойдем отсюда Алекс, я устал и не хочу здесь больше находиться, я не спорю, этот человек может быть хорошим хозяином и пригласить тебя в гости, и будет хорошо к тебе относиться, но он продает тарьяк, и он очень плохой человек.
Мы поблагодарили хозяина за гостеприимство и покинули его дом. Было начало пятого утра, значит, в разговорах мы провели около четырёх часов. Вернувшись в гостиницу, я сразу заглянул в словарь и узнал, что в переводе с фарси «тарья́ к» означает «опиум».
Справка. Первые упоминания опиума относятся к 3400 г д. н. э. Найденные в шумерском городе Ниппур в Месопотамии дощечки описывали процесс сбора опийного сока по утрам и изготовления из него опиума. Недозрелые коробочки опийного мака после опадения листьев надрезают, из них вытекает белое смолистое вещество, которое постепенно затвердевает и становится коричневым – это и есть опиум. Лечение опиомании наиболее сложно, а процент излечившихся наркоманов самый низкий.
Примечание. Ввоз наркотиков на территорию Ирана карается смертной казнью, а употребление – длительным лишением свободы. Все имена в рассказе вымышленные. Автор являлся сторонним наблюдателем и не нарушал закон.
Автор: Козловский Александр.
Книга: "Незабываемый Иран". 159 дней автостопом.
Источник: http://sanyok-belarus. narod. ru/
Mans ā trā kais stops
No Kiš as salas es devos ar prā mi uz Bandar Č araku un pē c tam devos tā lā k uz Bandar Abbasu, kur nolē mu daž as dienas palikt pie sava drauga Daniela. Izbraukš anas dienā viņ a tē vs piedā vā ja mani aizvest uz š oseju 30 kilometrus no pilsē tas, no kurienes bija viegli aizbraukt uz Bamu (“Bam” farsi valodā izrunā ar garu patskaņ i “a”). Atvadoties mē s cieš i apskā vā mies un novē lē jā m viens otram veselī bu un laimi. Pagā ju daž us metrus uz priekš u pa ceļ u un mehā niski pamā ju ar roku garā m braucoš ai maš ī nai, kura uzreiz apstā jā s.
- Ma n mikha m be Baa m bera m, majoni. Man pu le ka fi nadora m. (gribu uz Bamu, par velti, man nepietiek naudas).
Š oferis pamā ja ar galvu un aicinā ja mani maš ī nā , sakot, ka brauc uz kā du pilsē tu 150 km no Benderi. Š is bija mans ā trā kais stops visā ceļ ojumā.
Visu ceļ u š oferis entuziastiski runā ja un skatī jā s uz manā m fotogrā fijā m, un, ierodoties, nez kā pē c prasī ja man samaksā t par braukš anas maksu, neskatoties uz manu sā kotnē jo lū gumu ļ aut man braukt bez maksas.
- Man pul nadora m (nav naudas), - es pā rliecinā ti teicu.
- Lode, lode, - š oferis uzstā ja, rā dot ar pirkstiem ž estu, it kā mē s skaitī tu banknotes.
Bet es biju apņ ē musies nemaksā t. Tad irā nis pē kš ņ i pasmaidī ja, uzsita man pa plecu un novē lē ja labu braukš anu. Pē c krasajā m viņ a garastā vokļ a izmaiņ ā m man likā s, ka jau no paš a sā kuma viņ š rē ķ inā jā s ar “taarof”, kad pieklā jī bas pē c nevarē ja atteikties mani pacelt bez maksas, tač u nemaz neuzskatī ja, ka es tieš ā m negrasī jā s maksā t. Sapratis, ka esmu ā rzemnieks un varē tu nezinā t par š iem noteikumiem, vadī tā js sā ka man palī dzē t un skaidrot ceļ u.
Pē c viņ a ieteikuma vispirms bija jā zvana Kermanā (500 km), bet pē c tam Bamā (200 km).
Es zinā ju, ka no Bandar Abbas uz Bamu ir tieš s ceļ š , uz kuru Danielas tē vam vajadzē ja mani nogā dā t lī dz izejai, un, protams, es nesapratu, kā pē c bija jā met 300 km lī kums. Tomē r irā nis uzklikš ķ inā ja uz maniem iebildumiem un atkā rtoja: “Kerman”. Lī dz tam laikam es jau izmantoju GPS navigatoru un Yandex Maps, tač u š ajā programmā bija norā dī tas tikai galvenā s maģ istrā les, un mans ceļ š nebija kartē , tā pē c es nezinā ju, pa kuru marš rutu mē s braucam. Viss kļ uva skaidrs, kad man parā dī ja papī ra karti, izrā dī jā s, ka es atstā ju Benderu uz nepareizā ceļ a. Pē c š ī incidenta es lejupielā dē ju Google Maps, kas izrā dī jā s detalizē tā ks un detalizē tā ks, un turpinā ju tos izmantot visa ceļ ojuma laikā.
Nomainī jis vairā kas maš ī nas, Kermanā ierados tikai deviņ os vakarā.
Tā kā š ī bija nā kamā pilsē ta, kuru vē lē jos apmeklē t, man jau bija to cilvē ku tā lruņ u numuri, pie kuriem plā noju apmesties. Bet man par sarū gtinā jumu tie, kurus varē ju sazinā ties pa telefonu, atstā ja pilsē tu un nevarē ja mani uzaicinā t. Tad es piezvanī ju savam draugam Ali Bamā un apstiprinā ju, ka mē ģ inā š u tajā vakarā izbraukt ar jebkuru autobusu. Es sā ku jautā t taksometru vadī tā jiem, kā nokļ ū t terminā lī , un man blakus stā voš ais irā nis ar draugu piedā vā ja mani aizvest lī dz terminā lim ar viņ u automaš ī nu.
- Č a nd lode mishe? (cik naudas tas maksā? ), - precizē ju.
- Majoni, majoni (brī vi) - viņ i pamā ja ar rokā m.
Iekā pusi maš ī nā , es paskaidroju, ka Kermanā esmu ieradies pirmo reizi un esmu ceļ ā uz Bamu. Mē s ā tri sasniedzā m terminā li, kur atradā m ī sto autobusu, kas pē c piecā m minū tē m izbrauca uz Iransha hr caur Bam. Biļ eš u kases bija slē gtas un biļ etes bija jā pē rk autobusā.
Mani jaunie paziņ as palī dzē ja kaulē ties ar š oferi, un beigā s es dabū ju biļ eti par 2$, nevis 3.5$.
Pa to laiku man piezvanī ja Ali no Bamas un pastā stī ja, ka š odien pilsē tā notiek randiņ u festivā ls, kurā tiek prezentē ti dateles un ratta b no visā m Irā nas provincē m - Kermanshah, Bushehr, Bandar Abbas, Kerman. Š is pasā kums notiek katru gadu Irā nas vasaras beigā s, Š ahrivara mē neš a pē dē jā dienā (22. septembrī ). Diemž ē l man neizdevā s tajā iekā pt, jo mans autobuss ieradā s Bamā tikai pusdivos naktī.
Bam cietoksnis un kas no tā palicis pā ri
Mans draugs Ali mā cī jā s universitā tē Bam un dabū ja atļ auju mani uzaicinā t nakš ņ ot studentu hostelī , viņ š daudz jautā ja par ceļ oš anu un beigā s teica, ka stopē š ana Irā nā neeksistē , vismaz irā ņ iem.
"Bet, ja es redzu pikapu, es vienmē r cenš os to apturē t un iekā pt aizmugurē , š oferi par to neņ em naudu, zinot, ka esmu students, " sacī ja Ali un nekavē joties demonstrē ja savu spē ju apturē t automaš ī nas. Viņ š izskrē ja pikapa priekš ā uz ceļ a vidu, enerģ iski ž estikulē jot un norā dot, ka vē las iekā pt aizmugurē . Ja es bū tu braukusi, tad par tā du piespiedu apstā š anā s reizi tā du stopē tā ju ar kaut ko smagu ietriektu, bet pikapa vadī tā js tikai pasmaidī ja un pamā ja, lai ielec aizmugurē.
Tā mē s sā kā m pilsē tas apskates ekskursiju. Bam tika smagi bojā ta zemestrī cē.2003. gadā , kad gā ja bojā vairā k nekā trī sdesmit tū kstoš i cilvē ku un tika iznī cinā ti lī dz 80% no visā m ē kā m. Š ā du katastrofā lu iznī cinā š anu izraisī ja tas, ka pilsē ta sastā vē ja galvenokā rt no adobe mā jā m, kuras tika bū vē tas, neievē rojot noteikumus par mā ju bū vniecī bu seismiski aktī vā s zonā s.
Pē c zemestrī ces Bamā mā jas sā ka bū vē t "pareizi" - vispirms tiek uzstā dī ts metā la karkass, bet pē c tam vieta tiek aizpildī ta ar blokiem. Tā dē jā di jaunā s ē kas kļ ū st droš ā kas, lai gan ļ oti lī dzī gas viena otrai. Pagalmā , kā likums, ierī kots dā rzs ar dateļ u kokiem.
Pilsē tā atrodas Bamas cietoksnis (Arg e Bam), kas vienmē r ticis uzskatī ts par Irā nas pē rli, turklā t tā ir pasaulē lielā kā Adobe ē ka. Cietoksnis tika uzcelts VI-IV gs. d. n. e. Zī da ceļ a vietā un to pamatī gi iznī cinā ja 2003. gada zemestrī ce. Kopš tā laika speciā listi to pamazā m atjaunojuš i. Iznī cinā š anas lī meni var novē rtē t Starptautiskā zemestrī č u rekonstrukcijas centra tī mekļ a vietnē (http://www. earth-aur... bam_iran_en. php). Viņ i stā sta, ka darbi ritot lē ni, jo visas ē kas cenš as rekonstruē t, izmantojot vecā s tehnoloģ ijas.
Man arī daudzkā rt stā stī ts, ka cietokš ņ a atjaunoš ana ir ī paš i svarī ga Bamas iedzī votā jiem, tā atjaunoš ana ir nelokā mī bas un paš apziņ as, nā kotnes cerī bas simbols tiem, kas pē c katastrofas zaudē ja visu, vismaz es. dzirdē jis š ā du skaidrojumu no daž ā diem cilvē kiem.
Ieeja cietoksnī bija bez maksas, bet vī rs kabī nē rū pī gi pierakstī ja manu uzvā rdu un, vē l svarī gā k, valsti, no kuras esmu nā kusi. Kompleksa priekš ā karā jā s UNESCO baneri ar iznī cinā š anas fotogrā fijā m un atjaunoš anas darbu plā niem. Bam cietoksnis un tā kultū ras ainava tika iekļ auti Pasaules mantojuma sarakstā tikai pē c zemestrī ces.
Pirms katastrofas daudzas ē kas ap citadeli jau bija drupā s, bet tagad pilnī bā nopostī tas galvenā s pirms tam saglabā juš ā s ē kas: tirgus, kazarmas, sporta zā le, staļ ļ i, Sarjuku mā ja, tē jas nams.
Un, protams, visvairā k cieta Citadele, kas sevi pasniedza kā neatņ emamu bū vi un veidoja paš u Bamas cietokš ņ a tē lu, ko joprojā m biež i redzam Irā nas ceļ ojumu aģ entū ru reklā mas fotogrā fijā s.
Arg e Bam teritorijā nojumju nebija, un vairā kas stundas pavadī jā m zem svelmī gas saules, gā jā m garā m noplukuš ā m, ar pā ļ iem nostiprinā tā m ē kā m, vē rtē jā m restaurā cijas darbu gaitu un uzkā pā m pā ri no skatu torņ a, kas piedā vā ja labu skats uz pilsē tu.
Un tikai randiņ i ir mū ž ī gi
Stā vot citadeles augstā kajā punktā , kur kā dreiz atradā s skatu tornis, es paskatī jos apkā rt sagrautajā m ē kā m un slavenajiem Bamas datumu dā rziem. Tos zemestrī ce neskā ra un, tā pat kā pirms daudziem gadiem, pletā s desmitiem kilometru ap pilsē tu.
Izgā jā m no "Arg e Bam" un iegā jā m vienā no dā rziem, kuram pat nebija ž oga.
Starp kokiem ā tri vien atradā m saimnieku ar bē rniem. Lai novā ktu raž u, viņ š uzkā pa kokā un kratī ja dateļ u saiš ķ us, kamē r bē rni turē ja audumu gaisā , lai savā ktu tajā krī toš os augļ us. Es izvē lē jos randiņ u un jautā ju: “Khorma e khu b e? ” (labs datums? ). Dā rza ī paš nieks nokā pa no koka, pacienā ja mani ar saujiņ u dateļ u un palū dza Ali iztulkot:
– Viņ š saka, ka š is ir labs datums, bet ne tajā labā kajā kvalitā tē , tā du raž u nevar izvest. Rī t no rī ta viņ š dosies vā kt labā kā s kvalitā tes dateles savā dā rzā ā rpus pilsē tas un aicina mū s lī dzi.
Nā kamajā rī tā mē s pamodā mies ļ oti vē lu un nolē mā m paš i tikt uz randiņ u dā rziem. Iztaujā jot vietē jos iedzī votā jus, nonā cā m pie secinā juma, ka vislabā k ir doties uz Baravat pilsē tu, kas atrodas daž us kilometrus no Bamas. Jau paš ā sā kumā nolē mu braukt ar stopu, un tas Ali un viņ a draugu ļ oti satrauca.
"Mē s esam irā ņ i, viņ i mū s neņ ems par velti, " viņ i atkā rtoja, bet pretē ji viņ u stereotipiem es viegli pā rliecinā ju š oferi, lai mē s trī s nogā dā sim pacē lā ju uz kaimiņ u pilsē tu, no kuras mē s braucā m uz dā rziem. taksometrs.
- Chegha dr mishe? (cik tas maksā ) - pajautā ju taksistam braukš anas maksu.
- Gha beli nadar e (tas neko nemaksā ), - atbildē ja taksists.
"Tas ir taarofs, " Ali man paskaidroja, "Viņ š saka, ka viņ am nav jā maksā , bet patiesī bā viņ š to dara aiz pieklā jī bas un, protams, sagaida, ka maksā s braukš anas maksu.
Tač u summa izrā dī jā s simboliska, tikai pieci simti sē jumu no katra.
"Bagh e horma (randiņ u dā rzs), " teica taksists un apturē ja automaš ī nu. Mē s izgā jā m ielā ar daudzā m joslā m, kur aiz augstiem mā la ž ogiem auga dateļ palmas.
Tuvā kā dā rza ieejas durvis bija atvē rtas, un mē s iegā jā m iekš ā , atrodoties augsto palmu blī vo vainagu ē nā , no kuriem katra karā jā s dateļ u kū lī š i, apkā rtnē auga apelsī ni, un, lai gan tie joprojā m bija zaļ i. , tie jau bija saldi un ē dami. Mū s sagaidī ja dā rza ī paš nieks, jauns vī rietis platā s biksē s, tā dā s, kā das nē sā Pakistā nā.
Teicu, ka esmu atbraucis uz Bamu randiņ u dē ļ un ļ oti gribu uzkā pt palmā . Atbildot uz to, saimnieks demonstrē ja savu prasmi kā pjot kokā - viņ š uzreiz uzkā pa uz garas palmas, uz paš iem tā s zariem un sā ka to lē kā t un kratī t, tā ka datumi mums lija. Pē c tam viņ š nokā pa un palī dzē ja savā kt augļ us, kā arī paskaidroja, kā tos atš ķ irt pē c kvalitā tes:
- Labā kajiem datumiem mizai jā bū t ļ oti tuvu mī kstumam un jā bū t tik plā nai, ka to pat nejū t, mē s š ā dus datumus sū tā m eksportam.
Lai patstā vī gi uzkā ptu palmā , iesā cē jiem kā apdroš inā š ana jā izmanto virve, apjojot to ap koku, lai nenolū stu vaļ ā un nenokristu. Irā nis pamanī ja, ka viņ am nav virves, jo viņ š jau ilgu laiku bija kā pis kokos, tā pē c man nā cā s palikt bez apdroš inā š anas. Treniņ iem vispirms mē ģ inā ju uzkā pt zemos kokos, tas izrā dī jā s nemaz nav grū ti - palmas stumbra malā s bija lielas dzegas, uz kurā m var viegli nostā ties ar kā jā m, vajadzē ja tikai pieturē ties Tavas rokas. Pirms doš anā s ceļ ā uzkā pu trī smetrī gā kokā , nofotografē ju daž as, salasī ju sauju dateļ u un tur tos apē du. Toreiz no dateļ u rijī bas mani izglā ba spē cī gas slā pes - lī dzpaņ emtā divu litru ū dens pudele jau bija beigusies, un bija ā rkā rtī gi grū ti apē st daudz dateļ u sausus, tā pē c atgriezā mies mā jā s.
Bet, tiklī dz biju bazā rā , uzreiz nopirku sev dateļ u paku, uz kuras ar lielajiem burtiem bija rakstī ts: “khorma ye Bam, export” (datumi no Bam, eksportē t). Nelielas puskilogramu pakas maksā ap 3$, tajā s esoš ie augļ i glī ti salikti rindā , nesasmalcinā ti un vienmē r svaigi, jo glabā jas ledusskapjos. Dateles nopē rkamas arī metā la un plastmasas spaiņ os un mucā s, kur tos sapresē s pastā , tač u cena bū s vairā kas reizes lē tā ka, kā arī pē c svara par 2-4 dolā riem/kg. Tirgū tirgoja arī no datelē m gatavotus produktus: eļ ļ u, medu, marmelā di, sī rupu un mē rci. Papildus paš iem datelē m var iegā dā ties "ratta b" - negatavus dateles. Pē c garš as tie ir stingri un nedaudz savelkoš i augļ i, kuru krā sa svā rstā s no dzeltenas lī dz spilgti sarkanai. Tos ē d arī vienus ar pienu vai jogurtu. Pirkums izskatā s ļ oti iespaidī gi liela zara formā ar ratta ba ķ ekariem.
Ir č etras nogatavinā š anas stadijas (nosaukumi ir aizgū ti no arā bu valodas): kimri (negatavs), khlal (nobrieduš a datuma izmē rs, kraukš ķ ī gs pē c garš as), rutab (gatavs, mī ksts), tamr (novā kts un ž ā vē ts saulē ). ). Islā ma valstī s tradicionā li pē c saulrieta Ramadā nā dateles pasniedz ar jogurtu vai pienu kā pirmo ē dienu.
Irā nas Kermanas provincē Bamā audzē š ķ irni "Mozafati" vai "Dates from Bam", š ā diem datelē m ir laba garš a un tā s var glabā t ilgi (lī dz diviem gadiem -5C temperatū rā ). Dateles Irā nā veido 10% no kopē jā s raž as, aptuveni treš daļ a no tā m tiek eksportē ta.
Cik tautai maksā opijs
Deviņ os vakarā ieradā mies studentu mī tnē . Sakarā ar to, ka taisī jā s remontē t, visi skolē ni jau bija aizbraukuš i, un gā ze bija atslē gta, vakariņ as nevarē jā m pagatavot. Pē c konservu kumosa uzaicinā ju draugu Farhadu pastaigā ties un nopirkt kaut ko desertu.
- Az belarus, - Farhads atbildē ja un pagriezā s pret mani, - Garā mgā jē js jautā , kā pē c tu te ē d dateles, tā s jau ir izkaltuš as un nav garš ī gas.
Sapratu, ka kā ds irā nis mani pamanī ja un nā ca klā t iepazī ties, bet tā kā pa š o laiku biju augstu uzkā pusi palmā , tad biju ļ oti aizņ emts - ar vienu roku turē ju koku, ar otru mē ģ inā ju savā kt datumus soma.
- Mums š eit gandrī z vairs nav palicis datumi, - no koka iekliedzos, - Palmas ir ļ oti zemas, un cilvē ki jau ir izvē lē juš ies visu garš ī gā ko. Pastā stiet viņ am, ka esmu aizņ emts un nevaru nā kt viņ u satikt. ES gribu ē st! Man gorosne esmu! (Esmu izsalcis).
"Kā ds garā mgā jē js saka, ka aicina mū s pie sevis, viņ a dā rzā aug garš ī gi dateles, " tulkoja Farhads.
Es nolecu no koka, manā priekš ā stā vē ja jauns vī rietis baltā s drē bē s un platā s biksē s viņ u sauca Omi d. Mē s viņ am sekojā m un pē c pā ris minū tē m bijā m pie viņ a mā jas.
Aiz augsta ž oga stā vē ja liela vienstā va savrupmā ja, un dā rzā auga dateļ palmas.
Mū su jaunā paziņ a ā tri iegā ja mā jā un drī z vien atgriezā s ar tē jkannu un kū kā m, kamē r mē s iekā rtojā mies pagalmā uz paklā ja. Paņ ē mis manu maisu ar datelē m, ko biju noplū kusi laukumā , Omids tos nokratī ja uz zemes un teica: "In khorma khub nist" (tie ir slikti randiņ i), tad viņ š uzkā pa palmā netā lu no mā jas un sā ka vā kt. datumi mums. Kad viņ š atgriezā s, viņ š mums piedā vā ja veselu paku garš ī gu augļ u ar karstu tē ju.
"Es pā rdevu vienu no saviem datumu dā rziem un nopirku š o mā ju, " sacī ja Omids, "jo es labi pazinu tā s ī paš nieku, viņ š iestā dī ja š ī s palmas pirms apmē ram divdesmit gadiem.
“Sabr zirgs! ”(pagaidi), viņ š pē kš ņ i piebilda un atkal devā s mā jā s un, kad atgriezā s, rokā s turē ja masī vu bronzas š ķ ī vi, uz kuras kū pē ja ogles.
Tas bija sarež ģ ī ti izstrā dā ts trauks, kas izrotā ts ar daudzā m kā jā m vē rš u formā , kas stā vē ja ar diviem nagiem uz zemes un sniedzā s uz augš u ar galvā m, kura ragi un profils atgā dinā ja Persepoles pieminekļ us. “Tā kā ogles jau ir parā dī juš ā s, tad mē s uzpī pē sim ū denspī pi, ” es nodomā ju un vē lreiz jautā ju: “Ghalyu n? (ū denspī pe)".
- Uz! (nē ), - saimniece atbildē ja, izņ emdama no auduma stienī ti tumš i brū nā krā sā . Viņ š atnesa arī dī vainas formas priekš metu, kura viens gals izskatī jā s pē c lielas bronzas bumbas, bet otrs beidzā s ar garu caurulī ti, caur kuru varē ja elpot un arī izmantot kā pildspalvu. Mans draugs Farhads neapmierinā ts vē roja viņ a rī cī bu.
- Aleks, š ī nav ū denspī pe, tas ir vafū rs - pī pe "tarja k" smē ķ ē š anai. Es nezinu, kā to pā rtulkot angļ u valodā.
- Vai tas ir dabiski? Vai to var smē ķ ē t? ES jautā ju.
– Jā , tas ir dabiski, savā kts no augiem. Tikai nesmē ķ ē jiet, "tarja k" ir ļ oti slikta lieta, tā ir narkotika.
Sekojot Farhada ieteikumam, nolē mu nesmē ķ ē t, bet vienkā rš i turpinā t sarunu, baudot tē ju un randiņ us.
- Vai tu redzi mazu caurumu uz vafū ra? - irā nis norā dī ja uz pī pes bronzas lodī tes plā nu kā adata caurumu, - Tarju nevar sildī t uz atklā tas uguns, tā pē c es vispirms ielieku oglē s vafū ru, uzkarsē ju un tikai tad kū pinu.
Ar speciā lā m š ķ ē rē m viņ š no brū nā s masas atdalī ja nelielu lipī gu gabaliņ u un uzlika to bronzas bumbiņ as caurumā . Tad viņ š ar knaiblē m paņ ē ma ogles gabalu, atnesa to nelielā attā lumā no vafū ra un vairā kas reizes izelpoja caur cauruli, tā ka gaiss, kas iznā ca no cauruma, nokrita uz oglē m, padarot to sarkanu karstu. No karstuma brū nā viela ap caurumu sā ka kust un pilē t caurulē , tad Omids vairā kas reizes dziļ i ieelpoja un izelpoja dū mus, baltus kā tvaikus.
- Viens mezcal (mē rs 4.6 gr.
) maksā.4 USD Irā nā un 2 USD Afganistā nā un Pakistā nā, ” viņ š domī gi sacī ja.
- Un cik tas sver? Es jautā ju, norā dot uz bā ru.
Omids paraustī ja plecus un kaut kur devā s prom. Kā du laiku bijā m vieni, un tagad nož ē loju, ka nebiju paņ ē musi lī dzi fotoaparā tu - ļ oti gribē jā s nobildē t ogļ u plā ksni un vafū ru. Saimnieks atgriezā s ar elektroniskajiem svariem un, uzliekot uz tiem brū nu stieni, parā dī ja, ka viņ a svars ir aptuveni puskilograms. Nodomā ju, ka galu galā nebū tu vē rts neko bildē t: speciā lā s š ķ ē res un knaibles, degoš as ogles, vafurs, tarja k un svari - tas viss bija pā rā k bī stami, lai š ā das fotogrā fijas turē tu pie sevis un nebaidī tos dabū t. viņ iem Problē mas. Irā nis vairā kas reizes iepū tā s un smē ķ ē ja, un tad turpinā ja sarunu persi valodā , viņ a runu tulkoja mans draugs.
- Vairā kas reizes devos uz Afganistā nu bez dokumentiem, ģ ē rbos tajā s drē bē s, kā das valkā vietē jie, iemā cī jos vietē jo valodu un pat uzaudzē ju bā rdu, lai nepiesaistī tu uzmanī bu un neievestu taria uz Irā nu.
- Es arī gribu uz Afganistā nu, - atbildē ju, - bet baidos, ka tū ristiem tur nav droš i. Varbū t arī man vajag pieaudzē t bā rdu un kaut kā ī paš i ģ ē rbties, lai neizskatī tos pē c ā rzemnieka?
“Nav svarī gi, kā tu ģ ē rbies un vai tev aug bā rda, pē c ā das krā sas vienmē r var pateikt, ka neesi vietē jais, ” sacī ja irā nis, izjauca cauruli un izkratī ja melnā s ogles, “tas ir arī tarjak, un var pī pē t, bet tas ir daudz stiprā ks par dabī go, un maksā ap 5$.
- Oho, izrā dā s, ka var nopirkt par 4$, uzpī pē t un pā rdot par 5$?
- Pareizi, to lieto tikai smagā kie smē ķ ē tā ji, kuriem ierastā tarja k vairs neder. Nesmē ķ ē ju, bet savā cu un tad pā rdodu.
Valdī ba paziņ oja, ka sakarā ar to, ka daudzi brauca apciemot radus ar savā m automaš ī nā m, pat Sarkanā Krusta maš ī nas ar ū deni un pā rtiku ilgstoš i nevarē ja izbraukt pa ceļ iem sastrē gumu dē ļ . Tā pē c mē s ieradā mies Bamā daudz vē lā k un netā lu no mū su izpostī tā s mā jas atradā m brā ļ a sievu, kura nebeidza raudā t. Viņ a stā stī ja, ka brā lis ir dzī vs, bet viņ š devies palī gā kaimiņ iem. No apkā rt notiekoš ā mē s paš i piedzī vojā m spē cī gu š oku un ilgi nevarē jā m viņ ai noticē t, un mamma turpinā ja š ņ ukstē t un visu laiku jautā t: “Kur ir mans dē ls, saki, kur viņ š ir? ". Un tā tas turpinā jā s lī dz brā lis atgriezā s, viņ š toreiz palī dzē ja kaimiņ iem. Tas bija briesmī gi. Simtiem lī ķ u bija sakrautas tieš i uz ielas gar ceļ u rindā s, es nekad neaizmirsī š u š o briesmī go skatu. Daudzi cilvē ki Bamā pē c zemestrī ces zaudē ja visu: savas mā jas, ģ imenes, radus un draugus…
Pē c oficiā lajiem datiem, postoš ā zemestrī ce vienas dienas laikā prasī ja vairā k nekā.26 tū kstoš u pilsoņ u dzī vī bas, acī mredzot tieš i tad daudzi kļ uva atkarī gi no narkotikā m.
– Vai zemestrī cē cieta arī tavi tuvinieki? Es pagriezos pret irā nieti.
- Zelze le? (zemestrī ce), - Omids domī gi jautā ja, - bravad ram, khahar ram ...ziya d ...(brā lis, mā sa, daudzi ... ), - un atkal iegrima savā s domā s, un tad sā ka par kaut ko runā t. Farhads pā rtrauca tulkoš anu un teica:
- Tagad viņ š kaut ko saka, bet daž reiz es viņ u pā rstā ju saprast, iespē jams, tas tarjaks tē lo. Viņ š ir ļ oti slikts cilvē ks, viņ š saka, ka nelegā li atvedis tarjaku uz Irā nu, un, ja es gribu nopirkt, varu sazinā ties ar viņ u. Jū s nezinā t, cik bī stams ir tarjaks, bet es to redzē ju savā m acī m. Sakarā ar to mans brā lis kļ uva par narkomā nu, viņ š ilgi nevienam neko neteica, un mums nebija aizdomas.
Tad viņ š sā ka nest no mā jas naudu, vē rtslietas un lietas, lai tā s pā rdotu un nopirktu vē l tarjaku, sieva viņ u pameta. Mē s atradā m viņ am ā rstu, bet bija par vē lu, mums nekad neizdevā s viņ u pilnī bā izā rstē t. Ejam prom no š ejienes Alekss esmu noguris un vairs negribu te bū t, nestrī dos, š is cilvē ks var bū t labs saimnieks un aicinā t tevi ciemos, un viņ š pret tevi izturē sies labi, bet viņ š pā rdod tarjaku, un viņ š ir ļ oti slikts cilvē ks.
Mē s pateicā mies ī paš niekam par viesmī lī bu un atstā jā m savu mā ju. Bija agri pieci no rī ta, tā pē c runā jā m apmē ram č etras stundas. Atgriež oties viesnī cā , uzreiz ieskatī jos vā rdnī cā un uzzinā ju, ka tulkojumā no persieš u valodas "tarya k" nozī mē "opijs".
Atsauce. Pirmā opija pieminē š ana ir datē ta ar 3400. gadu pirms mū su ē ras. e. Š umeru pilsē tā Nipurā Mezopotā mijā atrastā s tabletes aprakstī ja opija sulas savā kš anas procesu no rī ta un opija gatavoš anu no tā s.
Opija magoņ u negatavā s pā kstis tiek nogrieztas pē c lapu nokriš anas, no tā m izplū st balta sveķ aina viela, kas pamazā m sacietē un kļ ū st brū na - tas ir opijs. Visgrū tā kā ir opiomā nijas ā rstē š ana, un vismazā kais ir izā rstē to narkomā nu procents.
Piezī me. Par narkotiku ieveš anu Irā nā draud nā vessods, bet par narkotiku lietoš anu - ar ilgstoš u cietumsodu. Visi stā stā minē tie vā rdi ir izdomā ti. Autors bija vē rotā js no malas un likumu nepā rkā pa.
Autors: Kozlovskis Aleksandrs.
Grā mata: "Neaizmirstamā Irā na". 159 dienas ar stopiem.
Avots: http://sanyok-belarus. cilvē kiem. lv/
